– После выстрелов остаются щелевые переломы, которые радиально расходятся от места входа или выхода пули. Мы таких переломов не нашли. Да и пулевого отверстия, судя по всему, в голове жертвы не было. С другой стороны, если бы череп проломили тупым предметом – скажем, дубинкой или бейсбольной битой, – часть осколков имела бы вогнутую форму.
– Тогда как это объяснить? – спросила Билли.
– Мозг пронизан кровеносными сосудами. Когда кровь вскипела от огня, образовался пар и вышиб у трупа кусок черепной коробки.
Брюстер поморщилась.
– Значит, его убили в лаборатории? – спросила Кейт.
– Трудно сказать. В ткани одежды обнаружены посторонние волокна, и мы отправили их на анализ. Если волокна совпадут с тканью в багажнике машины, можно будет предположить, что его привезли в лабораторию мертвым. Но пока это только догадки.
– А время смерти? – поинтересовалась Билли. – Давно он мертв?
– Тут я вам вряд ли помогу.
Доктор Грэйс кивнула на сетчатый фильтр, стоящий на секционном столе.
– Это его последний обед. – Она показала фрагменты полуразложившегося мяса, картофельных чипсов и помидоров с луком. – Когда его убили, желудок еще не успел все переварить. Но большего я вам сказать не могу.
Билли повернулась к Джеку Форестеру:
– У вас есть какие-нибудь зацепки для идентификации трупа?
– Да. Зубы, например. Ему ставили пломбы. Правда, Брубейкера сейчас нет. – Форестер упомянул доктора Гарри Брубейкера, судебного стоматолога, который обычно присутствовал на вскрытиях. – Мы передадим ему материалы, как только он вернется из отпуска. Но чтобы сказать конкретнее, он должен найти дантиста, который лечил жертву.
– А что можно определить по зубам? – спросила Кейт, читавшая несколько работ по специальности Форестера.
– Например, возраст жертвы, – ответил патологоанатом. – Если у человека остаются зубы мудрости, значит, ему не больше восемнадцати. Но убитый явно старше. Кое-какие выводы можно сделать по состоянию скелета. Возможно, я сужу слишком субъективно, но с таким позвоночником ему вряд ли было меньше тридцати. Плюс строение тазовых костей. Место, где встречаются две половинки таза, называется лобковым сращением, и с годами это сочленение изнашивается. Один врач, Уингейт Тодд, сделал специальную подборку тазовых костей разного возраста. Оказалось, характер износа таза является надежным показателем.
Форестер показал на пластмассовый контейнер у двери. Его крышка была откинута, и Билли увидела лежащие на губчатой прокладке образцы костей.
– Я оценил таз жертвы по шкале Тодда. Если учесть остальные факторы, получается, что нашему приятелю лет сорок – пятьдесят. – Доктор кивнул на нос убитого. – Далее. Могу сказать, что перед нами выходец с Кавказа. У азиатов носовое отверстие овальной формы, у черных оно шире и короче. А у нашего парня – узкое и длинное. Значит, он кавказец. Есть еще глазные впадины. У белых они похожи на очки пилота, у черных – более квадратные, у азиатов – округленные.
– А как насчет цвета глаз? – спросила Билли.
Форестер покачал головой:
– Пожар все уничтожил. От глаз ничего не осталось. Зато могу сказать, какого он был роста. Примерно пять футов девять дюймов. Это можно определить по соотношению размеров бедренной и большой берцовой кости, – продолжал доктор, указав на бедро трупа. – Существуют сравнительные таблицы, где указаны размеры длинных костей американских солдат, погибших в Корее и во время Второй мировой войны.
– Выходит, у нас белый мужчина среднего телосложения, рост примерно пять футов девять дюймов, возраст от сорока до пятидесяти лет, – подытожила Билли.
– Верно, – кивнул Форестер. – А если вы найдете его дантиста, Брубейкер быстро вам его идентифицирует.
Подбросив до дому Кейт, Дэниел вернулся к себе и лег спать. Во сне его мучили кошмары с изуродованными детьми и пылающей лабораторией, полной орущих обезьян. Утром он встал бледный, с черными кругами вокруг глаз. На работе проверил голосовую почту и услышал сообщение от Рене Джилкрист, которая просила его прийти в кабинет Артура Бриггса к одиннадцати часам. Вот и все, подумал Дэниел. Он беспомощно откинулся в кресле и оглядел свой кабинет. В горле у него стоял ком. Сколько лет он вкалывал как проклятый, а теперь все пошло к черту из-за одного клочка бумаги.
Без пяти одиннадцать Дэниел встал, поправил галстук и обреченно двинулся в кабинет Артура Бриггса. Рене сообщила о его приходе и сочувственно улыбнулась.
– Можете войти. Желаю удачи.
– Спасибо, Рене.
Дэниел расправил плечи и вошел в логово льва. Кабинет шефа выглядел как роскошный зал, созданный безумно дорогим дизайнером. Почетные дипломы университета Дьюк и штата Чикаго, награды в рамках и вся обстановка помещения возвещали о величии Артура Бриггса.
– Садитесь, Эймс, – велел шеф, не глядя на вошедшего.
Старший партнер продолжал читать письмо и долгое время не обращал на Дэниела внимания. Наконец, поставив свою подпись, бросил лист в лоток для исходящей почты и уставился на адвоката жестким взглядом.
– Надеюсь, вы понимаете, какой ущерб нанесла компании ваша ошибка?
Дэниел знал, что ответа не требуется, и промолчал.
– Вчера партнеры обсудили вашу ситуацию, – продолжал Бриггс. – Мы решили, что вы больше не будете работать в нашей фирме.
Эймс ждал этих слов, но они все равно привели его в шок.